– Ты пока сюда из Школы шел, ничего необычного не заметил? – вместо ответа поинтересовался Соколов.
– Ну… – Голицын задумался. – Тесно тут у вас все как-то – словно нарочно так сделано, чтоб тесно было… Будь у кого клаустрофобия – не позавидуешь!
– В точку! – кивнул его товарищ. – Ничего не напоминает?
– Напоминает. Года четыре назад друзья-спелеологи меня с собой в одну пещеру затащили. Когда по шкурнику ползли – точь-в-точь этот ваш коридор…
– Не, не то, – покачал головой Глеб. – Ладно, подскажу. Ты с Земли на чем летел?
– Да как обычно… Сначала на челноке, потом какая-то грузопассажирская посудина…
– А, ну тогда понятно. Гражданские суда – они другие. Нас-то на боевом корвете везли, так что сомнений уже ни у кого не возникло.
– Сомнений – в чем?
– В том, что вот это, – Соколов обвел вокруг широким жестом, – корабль. Военный космический корабль.
– Тогда уж подземный, – хмыкнул Иван. – Из эскадры по противодействию боевым кротам противника!
– Не, ну конечно, это макет. Но, как говорят, точная копия. Изнутри. Гигантский тренажер. Все по-настоящему – даром что не летает.
– То есть все-таки не летает?
– Нет, конечно. Я ж говорю: это такой тренажер. Точнее пара тренажеров: их тут, вообще-то, два. Экипаж каждого – тридцать человек. Живем на борту – все как на настоящем корабле. В Школу не выходим… Ну, почти не выходим. Занятия либо дистанционно, как в Африке было, либо преподы сами сюда к нам приходят. Помимо этого несем вахты – с учебными заданиями. В конце семестра будет экзамен – в космосе, уже на настоящем корабле. А все второе полугодие – практика. Говорят, в составе настоящей, несущей боевое дежурство эскадры. Вот так вот, дружище!
Что-то звякнуло, и над пультом возле Глеба в стене возникла широкая ниша. Запустив в нее руку, Соколов один за другим извлек оттуда пару серых прямоугольных контейнеров.
– Прошу, – пододвинув один из них Ивану, Глеб со щелчком откинул пластиковую крышку. В нос Голицыну ударил густой пряный запах. – Плов! – сообщил Соколов с такой гордостью, словно сам корпел над казаном, готовя хитрое восточное кушанье.
– Ух ты! Откуда такое богатство?
– Кто-то из арабских курсантов внес в базу формулу… Я же говорю: тут все по-настоящему! В полете у боевого корабля большую часть времени имеется избыток энергии, а места свободного, наоборот, мало. Поэтому пищу проще синтезировать, а не с собой возить. Ну а синтезатору же все равно, что сотворить: безвкусную белковую смесь или изысканный деликатес. Поэтому вводишь код – и пожалуйста: хочешь – утка по-пекински, хочешь – паэлья какая-нибудь, а хочешь – борщ с пампушками. Главное, чтоб нужное блюдо в базе было. Нас вот не предупредили, мы пустые прилетели, а другие делегации подсуетились. Но Сергей Владимирович вроде как обещал при случае добыть формулы русских блюд…
– Кучеряво живете! – отцепив прикрепленную к стенке контейнера вилку – на востоке, вообще-то, плов едят руками, но это там целое искусство, а мы уж тут так, без изысков – Иван с аппетитом принялся за еду. – Прям не Школа, а санаторий!
– Выбирать блюда имеет право только командный состав, – отозвался Глеб. – У второкурсников все скромнее: дневное меню определяется случайным образом, одно на всех – главное, чтоб количество калорий соответствовало норме. Тут прикол был: кто-то из пиндосов первым делом забил в базу свои гамбургеры – а они возьми да и выпади два раза подряд! Чуть до бунта не дошло – привет броненосцу «Потемкин»! – широкая улыбка, озарившая лицо Соколова, свидетельствовала, впрочем, о том, что насчет бунта он несколько преувеличивает. – Ну, мы с Эммой посовещались и своим сержантским доступом перевели этот «Макдональдс» в категорию неактивных. Два часа провозились, пока копались в базе, но зато теперь с синтезатором на ты!
– Эмма? Она здесь?! – с набитым ртом воскликнул Голицын, в результате едва не подавившись куском нежнейшей баранины.
– Здесь, здесь, – усмехнулся Глеб. – А вот Збышек, Чжу Пэн и Чан Бяо – они на «Бете».
– Где?
– Ну, на втором корабле. Нас же разделили – трое на этом – мы его «Альфой» называем, остальные трое – на «Бете»…
– А где сейчас Эмма? – перебил друга Иван.
– На вахте. Она, кстати, у нас здесь типа капитана.
– А почему «типа»?
– Экипаж корвета делится на три подразделения, – принялся объяснять Соколов. – Навигационное – это пилоты и штурманы, техническое – механики, мотористы и связисты, и, как его в шутку называют первые два, «балласт» – артиллеристы и десантники. Эмма возглавляет навигаторов – на настоящем корабле это соответствует должности капитана.
– А ты в каком подразделении? – спросил Голицын.
– В техническом.
– А… я?
– «Балласт», – улыбнулся Соколов.
– Сам ты балласт! Как оно по-нормальному называется?
– Силовое.
– Ну вот, другое дело, – кивнул Голицын. – А то чуть что – сразу «балласт»! Так говоришь, мы теперь сержанты?
– Аналогия не прямая. Наше звание – «од-ин» – имеет какое-то значение только здесь, на корабле, и только для членов нашего экипажа. Для всех остальных мы – обычные курсанты-третьекурсники.
– Ничего, и так неплохо… А по какому принципу распределяли по кораблям? И почему Эмма – навигатор, а, скажем, ты – техник?
– Понятия не имею, – пожал плечами Глеб. – По каким-то своим соображениям. Они ж – альгерды – наблюдали все это время за нами, делали для себя какие-то выводы… Распределение, кстати, не окончательное: кого-то еще могут перекинуть – и между подразделениями, и даже с корабля на корабль. Но только второкурсников, нас обещали не трогать. Если не проштрафимся, конечно, – а то ведь и разжаловать могут.